Молча Алекс вперил усталый взгляд в потолок, выслушивая вещания одной из сотрудниц Абстерго, где он сейчас старательно работа под прикрытием. Точнее, то, как она щебетала, говоря о том, как это интересно и увлекательно — Анимус, особенно попасть в него, пожить чужой жизнью, посмотреть чужими глазами, пожить в чужом теле. Мысленно он усмехнулся, уже понимая, какими могут быть последствия и чем всё это дело может обернуться, но вслух, однако, не произнёс ни единой своей смутной догадки. Уже столько времени он пытался подобраться к разгадке того, что же представляет из себя «загадочный зверь» Анимус (в результате оказался он странного вида штуковиной, на которую пришлось лечь и добиваться синхронизации с приборами подключения), а тут такое дело. Немного ласковых слов — и Джессика согласна показать одним глазком. Ещё немного напрячься — и получается добиться соглашения на короткий, буквально минутный сеанс посещения своего далёкого-предалёкого прошлого. Всё же, самому интересно, кем были предки, хотя Алекс и искренне сомневался, что они окажутся какими-то великими. Наверняка самые обычные люди или что-то вроде того.
Какая-то весьма сомнительная авантюра намечается, надо признаться хотя бы самому себе, но чего только не сделаешь (вот именно, что ничего, даже напрягаться не надо — знай себе разлёживай) ради добычи информации, что после вполне может как-то, но послужить Братству. Не то, чтобы у него было какое-то особое задание, вовсе нет. Об Анимусе Мерсер никому рассказать пока что не успел, так как решил разведать обстановку сам, а уже после решать, выдавать узнанное или нет. Впрочем, достаточно очевидно, что не расскажет при отрицательном результате, а то, что именно подразумевается под этим словосочетанием, грозит изгнанием из Братства. Что ж, кто не рискует, тот не пьёт шампанского, так что выбор чуть более, чем полностью очевиден.
— Одна тысяча семьсот семьдесят второй год, — произносит Джессика. — Расслабься, Алекс, больно не будет, — определённо, он знает это, слышит и чувствует, улыбается она, а Мерсер согласно кивает и послушно закрывает глаза, освобождаясь от лишних сейчас мыслей. Не дай небесная канцелярия, если что случится из-за столь глупого упрямства!
Впрочем, мысли о подставе, страх за то, что сейчас точно кто-нибудь войдёт и обнаружит сие непотребство, не покидали ни на миг, пускай и пребывали где-то на самой окраине сознания, особенно в тот момент, когда мир точно ушёл из-под спины. Даже звучит смешно, право дело....
Ощущение не из приятных, но любопытство задушило его. Несколько минут Мерсер задумчиво бродил по какой-то серой бездне, без чёрного и белого, но со светом откуда-то сверху, и наблюдал некую наркоманию, как окрестил он про себя непонятные ярко-голубые вертикальные линии света. Или цвета? Да кто разберёт. Впрочем, сейчас его гораздо больше интересовало, куда именно и зачем он попадёт. Хотя бы точный год знал, но что это давало? Алекс не историк и с хронологией и зубрёжкой происходящего в мире большом у него всегда были серьёзные проблемы.
Он с интересом глянул вниз, в ту бездну: под ним клубился невнятный чёрный дым — а взглянув вверх немного, приметил мёртвый солнца свет. «Занятно», — решил для себя Мерсер и сделал несколько шагов вперёд, после чего совершил короткую пробежку. Как ни странно, никуда вниз он не свалился, а тело своё ощущал более чем просто замечательно.
Внезапно серое ничто вокруг начало простраиваться, проясняться: ярко-голубые линии, взявшиеся из ниоткуда, пронзили всё пространство зигзагами и складывались в один узор — какой-то длинный коридор....

— Херр Шольц, с Вами всё в порядке?
Алекс моргнул и украдкой осмотрел помещение, в котором оказался. Весьма необычное убранство, хотя, наверное, для восемнадцатого века оно было вполне себе типичным: высоченные потолки длинного коридора, идеально белые стены, украшенные золотом, окна практически от самого пола, уходящие ввысь, картины, вазы, зеркала.... Зеркала.
Первым делом в глаза бросилось обилие зелёного цвета. Типичное ассассинское многослойное одеяние зелёных, золотых и белых цветов, перехваченное коричневым кожаным поясом, какой-то бледно-оранжевый символ на груди, наплечник того же, что и пояс, цвета и материала, фиолетовые ножны (странные вкусы у дорого родственничка оказались, но смотрелись они отпадно), достаточно интересный капюшон, неимоверно доставивший одним только своим видом и напомнивший почему-то чем-то все эти восточные паранджи по манере обвивания вокруг шеи, и, разумеется, вездесущий скрытый клинок, даже два. Ещё одно совпадение: Алекс видел всё больше «своего» в Анико, и ему это определённо нравилось. Если бы только изучить своё лицо без тени капюшона! Хотя, кажется, носом и губами они с ним достаточно похожи.
Наконец, отвлёкшись от созерцания себя нового,
— Я в полнейшем порядке, херр Вельф. Прошу, продолжайте.
Любопытно, что обращение «херр», что-то смутно знакомое, уже известное. Против воли он улыбнулся своим мыслям, поняв, что же оно означает.... Как-то весьма неожиданно было оказаться (в особенности осознать реальность, такую настоящую и живую; неужели так бывает?) в далёком прошлом немцем, особенно учитывая несколько лет крайне неприятной истории, намертво связанной с Германией, к которым невозможно не испытывать что-либо, кроме отвращения (при условии, что твоя семья не мнит себя арийцами). Ново и необычно, но всё же слишком интересно, чтобы адекватно воспринять, если бы его сейчас решили вытащить. К тому же, где-то Алекс уже читал про Вельфов. А исходя из того, какой сейчас год, он мог поклясться, что находился во времена Курфюршества Ганновер. И как только вспомнил эти два зубодробильных слова? Немецкий — язык не из лёгких, однако сейчас Алекс общался на нём так, словно тот был родным. И правда: самому нравилось это хриплое, твёрдое звучание. «Надо будет изучить и говорить, хоть какая-то дань уважения», — да, для себя Алекс уже решил, что может уважать этого человека, чьим телом сейчас, вследствие ложного ощущения, быть может, управлял. Он чувствовал каждую клеточку, каждую мышцу, каждую кость — и единый организм. Непередаваемое, но преступно быстро вечереющее ощущение, вот уже слившееся с запахами, цветами, звуками.
Алекс глубоко втянул в себя воздух и почти улыбнулся, уловив тонкий аромат цветочного сада, растянувшегося на весь задний двор.
Алекс прислушался и напрягся, заслышав чужие голоса совсем близко — они эхом отлетали от высоких стен, однако Франц даже бровью не повёл, но незаметно дёрнулся на источник шума. Две служанки, эти знакомые голоса.... Анико очень хорошо знал одну из них, надо сказать, даже интимно хорошо. Гретта. Неплохо, очень даже неплохо.
Алекс не смог удержаться от того, чтобы потрогать ткань своего костюма. Привычная, даже чем-то мягкая для загрубевших пальцев.
Недоверчиво Франц посмотрел на собеседника и лишь покачал головой, видимо, списав всё на яркий солнечный свет, едва не ослепивший Алекса в первые минуты нахождения здесь, или же самую банальную усталость, или же припадки и смены настроения, о которых Мерсер временно не подозревал. Судя по воспоминаниям, совсем недавно Анико Шольц прибыл из Соединённых штатов Америки с важными данными, необходимыми для подготовки к постепенно нарастающему конфликту, который обязательно произойдёт. Он сам не понимал, почему же мощнейшая уверенность охватила его с головой, — слишком сбивали с толку воспоминания предка и осознание ситуации в целом. Побыть в чужой шкуре бесценно, но кто знает, когда Джессика подчинится голосу разума и позволит выйти отсюда? Небось уже запаслась попкорном и смотрит сие увлекательное кино.
— То, что Вы недавно рассказали, было вполне ожидаемо. Я долгое время полагал, что когда-нибудь колонии взбунтуются под гнётом англичан, но чтобы так.... Этот Абрахам Уиппл, видимо, совсем отчаялся, раз решился на подобный шаг. Дотошность Уильяма Дьюдингстона не знала границ, этим он заслужил непопулярность среди жителей колонии.... И в результате мы имеем то, что имеем: сожжённый военный корабль, первая кровь грядущей революции. Чувствую, что скоро мы узрим продолжение, и мне бы не хотелось его пропустить. Столь увлекательное зрелище, право дело, херр Шольц! Я весь в предвкушении неизбежного конфликта.
Ассассин едва сдерживался от неожиданного для самого себя, но обычного яростного желания попросить совсем немного поторопиться со слащавыми речами: он прекрасно знал, что там и как было, поскольку самолично участвовал в этом, был тогда с Уипплом и его командой в ту самую роковую ночь, взорвавшуюся ослепительным пламенем торжества справедливости. Что ж, ещё хоть в чём-то он схож с этим Анико — так даже легче вжиться в чужую роль и играть так, как писано. Немецкий шпион, разведывающий на данный промежуток времени обстановку в штатах и вообще работающий на Вельфов. Медленно, но верно он вспоминал, что же это за династия такая интересная, и разочарован почти-что-своей памятью ничуть не остался, ровно как и приобретавшим более явные черты положением в обществе. А что, неплохо быть личным шпионом-разведчиком такой семьи. «Неплохо ты тут устроился, я погляжу, дражайший родственник!» — довольно промурлыкал про себя Алекс.
— Что от меня требуется?
— Через месяц Вы снова будете отправлены в Америку. Потратьте же данное время благоразумно: отдохните. Вижу же, что Вы устали.
— Весьма благородно с Вашей стороны, — кивнул Анико.
— А теперь извольте удалиться, побыть один желаю я, — холодно оборвал
В ответ ассассин лишь молча кивнул и торопливым шагов прошествовал к тяжёлым, резным деревянным дверям. Отдохнёт он только после того, как разыщет свою ненаглядную Гретту.
И как только Анико поймал златоволосую девушку за руку и оттащил, целуя загрубевшие от работы руки и нежную шею, её в тёмный угол, мир снова начал стремительно меняться, ломаться — снова голубые линии, снова реальность распадалась на мелкие кусочки. В этот момент Алекс был готов взвыть от досады и заорать что-то вроде «немедленно верни меня обратно!», но из горла не вырвалось и звука.

— Ты — ассассин? — ох, как же он мог забыть о Джессике, которая всё это дело видела! — Алекс, ты — ассассин?
Какое-то время он продолжал тупо пялиться в потолок. М-да, сеанс определённо не удался, а настрое окончательно испортилось не только тем, что ему сейчас, может, секс обломали, но и жуткой ломящей болью во всём теле. Несмотря на стопроцентную синхронизацию с предком, несмотря даже на большую схожесть между ними, процесс оказался чуть более, чем полностью болезненным. А ведь в Анимусе не было ни одного, даже самого незначительного болевого ощущения!
— Нет, — абсолютно спокойно совралось, — я не знал, кем были мои предки, а сам я, как видишь, работник Абстерго. Ты мне веришь, Джессика? — а вот то, как она ломалась и сомневалась, не зная, что правильно ответить, уже плохо. Выдаст на раз-два, но и устранять её тоже не стоит: повсюду камеры, содержимое которых об этом инциденте придётся не забыть по-тихому, аккуратненько, пока никто не заметил, изъять.
Повисла тяжёлая тишина. Не к добру это, определённо не к добру. Джессика тянется за вызовом охраны, Алекс просто не успевает соскочить — он до сих пор в полуотключке после перенесённого, сработала сигнализация.... Мерсер упал на пол, едва только поднявшись на ноги, и смотрит вверх, и видит перепуганную девушку. Глупо что-то спрашивать, к тому же, она сама знает, какой вопрос неслышно слетает с его губ. Не поверила. На каком, спрашивается, основании?! Причём тут родственники?! А впрочем, она не может быть полностью уверенна, что права. Нет ни одного доказательства, кроме весьма и весьма косвенного, вот только тамплиерам только дай ассассина в родне — тут же припишут и будут в данном случае правы. Но же знал?... «Здравый смысл, вот кто», — отвечает сам себе Алекс.
— Предательница.
— Прости.
Они выговаривают это практически одновременно и долго смотрят друг на друга. Она — с ужасом, он — с отвращением.
Уже слышен топот, уже ничего не успеть. Рывком Алекса поднимают на ноги, голова кружится, мир плывёт перед глазами и качается, он вскрикивает от боли в висках и всём мозге, тело быстро онемело, а мир погрузился в темноту после очередного жёсткого рывка. Что было дальше в этой реальности, он уже не помнит. А вот в другой....

Одна тысяча семьсот семьдесят третий год, Бостон.

В самом начале декабря Анико отправил своему господину короткое письмо:
«Ждите — и Вы сами всё узнаете в своё время. Хотите скорейшего развития конфликта? Вы его получите быстрее, чем только можете полагать. Не надо благодарностей, херр Вельф, не надо спрашивать, что же я такое затеял, потому что я всё равно не сознаюсь даже под страхом смертной казни (Вы сами знаете, что это письмо могут вполне себе перехватить, но я надеюсь, что у перехватчиков хватит совести после прочтения доставить по адресу), к тому же, письмо всё равно дойдёт тогда, когда это прогремит на весь мир. Могу сказать лишь одно: Вы точно одобрите такой поворот событий и точно дали бы добро на наш план, как и многие другие американцы. Чего нельзя, увы и ах, сказать об англичанах....»

Чтобы создать конфликт, надо знать, к кому идти с революционно окрашенными идеями, и Анико по счастливой случайности знал человека, которому можно было изложить такие мысли и который бы принял их и ещё бы в довесок отшлифовал, чтобы не было ни единой шероховатости. Мысли лились с необыкновенным пылом эмоций, с жаром и страстью; Шольц всё говорил и говорил, вещал и вещал, а его внимательно слушали. И в результате получается то, что получается: шестнадцатого декабря группа из ста человек, переодетых в заранее подготовленные костюмы индейцев племени Могавк (маскировка лиц была необходима, ведь протестные акции нелегальны, а за их план вполне могли посадить, а переодевание в воинов-могавков — весьма специфичным выбором внешнего вида), в то время, пока Самюэл Адамс пытался восстановить порядок на митинге, погрузились на три суда и в течение трёх часов беспрестанной работы сбросили триста сорок два ящика английского чая в воду.
Гремучая змея на флаге Гадсден и Белоголовый орлан — это нечто большее, чем глупый европейский символизм. Особая предпосылка к революции, чья вторая кровь нещадно лилась, как падали в воду с громким всплеском ящики. И пускай их статус субъекта Великобритании, Сыны Свободы принадлежат только Америке!
Реакция на это должна была выйти такой же, как если поджечь порох. Так-то в список задание усугубление конфликта и его дальнейшее развитие своими усилиями не совсем входило, но Анико, честно признать, просто хотелось побыстрее со всем этим покончить. Вся эта прелюдия уже знатно надоела, однако появляться самому на сцене нельзя ни в коем случае: потому он и действовал из тени за спиной другого.

«Вы были правы, херр Шольц. Я удивлён и приятно обескуражен Вашими действиями. Сознайтесь, частично Ваш же план? Каким же Вы расчётливым змеем под моим боком оказались! Продолжайте в том же духе, но не отклоняйтесь от заданного курса. Я уже не чувствую, а знаю, что грянет революция. Вы вызвали острый политический кризис, вас, Сынов Свободы, требуют разыскать и наказать в кратчайшие сроки. Вы слышали, что заявил Лорд, премьер-министр Норт? Всего шесть месяцев без импорта чая — и налог будет отменён. Надеюсь на Ваше и не только Ваше благоразумие.
Все британские политики, которые сочувствуют колониям, считайте, разве что гонениям не подвергаются. Закон! Независимо от того, чем всё кончится, мы должны рискнуть, иначе всё и так окончено. Какие золотые слова, ещё бы звучали в несколько ином контексте, так я бы сразу переметнулся в его сторонники, но увы и ах! Они думают, что могут наказать вас. Вы и без меня знаете, что Бостонский порт теперь закрыт, но надолго ли их хватит?
Семьдесят тысяч фунтов, Вы можете себе это представить? Самоуверенный Бенджамин, это даже.... мило. Хотя, мне жаль несчастное судёнышко «Пэгги Стюарт», говорят, неплохим было, но не суть.
Итак, воля народа тринадцати британских колоний на Североамериканском континенте к обретению независимости от Британской Короны окрепла. Говорят, колонисты в знак солидарности отказались от употребления чая? Надеюсь, что и Вы тоже, многоуважаемый Анико. Вряд ли такой отказ будет долгосрочным, но всё же весьма занятно посмотреть, насколько их хватит.
Когда же она грянет?»

Осталось совсем недолго ждать, но Анико уже весь изнывал от нетерпения.

Спустя два года.

....и грянул гром.
Всего лишь небольшая заварушка, очередное столкновение восставших и угнетателей, врагов. С высоты крыш отлично видно каждую мелочь этой бойни, отсюда лучше слышно скрест лезвий и грохот пуль.
Ассассин знает, на какой он стороне, и не может не вмешаться, удачно спрыгнув с крыши и тут же поразив первого попавшегося под руку человека сталью между лопатками.
— Мы на одной стороне, — успевает ввернуть слово, заверить зачем-то он, убивая скрытым клинком нацелившегося на ассассина (а в этом не было ни тени сомнения, пускай и больно молод этот-внешне-похожий-на-индейца) из ружья тамплиера. Кровь из горла брызнула на лицо, Анико отшатнулся и отразил удар меча, тут же вогнав двадцать сантиметров добротной стали между рёбрами «красного мундира».

Отредактировано Alex J. Mercer (2013-11-18 00:08:06)